Пушкину посвящается…


Пушкину посвящается…


Пушкину посвящается…

Болдинская осень

Везде холера, всюду карантины,

И отпущенья вскорости не жди.

А перед ним пространные картины

И в скудных окнах долгие дожди.

Но почему-то сны его воздушны,

И словно в детстве – бормотанье, вздор.

И почему-то рифмы простодушны,

И мысль ему любая не в укор.

Какая мудрость в каждом сочлененье

Согласной с гласной! Есть ли в том корысть!

И кто придумал это сочиненье!

Какая это радость – перья грызть!

Быть, хоть ненадолго, с собой в согласье

И поражаться своему уму!

Кому б прочесть – Анисье иль Настасье?

Ей-богу, Пушкин, все равно кому!

И за полночь пиши, и спи за полдень,

И будь счастлив, и бормочи во сне!

Благодаренье богу – ты свободен –

В России, в Болдине, в карантине…

(Давид Самойлов)

О Пушкине

Словно зеркало русской стихии,

Отслужив назначенье свое,

Отразил он всю душу России!

И погиб, отражая её…

(Николай Рубцов)

Счастливчик Пушкин

Александру Сергеичу хорошо!

Ему прекрасно!

Гудит мельничное колесо,

боль угасла,

баба щурится из избы,

в небе – жаворонки,

только десять минут езды

до ближней ярмарки.

У него ремесло – первый сорт,

и перо остро…

Он губаст и учен, как черт,

и все ему просто:

жил в Одессе, бывал в Крыму,

ездил в карете,

деньги в долг давали ему

до самой смерти.

Очень вежливы и тихи,

делами замученные,

жандармы его стихи

на память заучивали!

Даже царь приглашал его в дом,

желая при этом

потрепаться о том о сем

с таким поэтом.

Он красивых женщин любил

любовью не чинной,

и даже убит он был

красивым мужчиной.

Он умел бумагу марать

под треск свечки!

Ему было за что умирать

у Черной речки.

(Булат Окуджава)

Пушкин

Кто знает, что такое слава!

Какой ценой купил он право,

Возможность или благодать

Над всем так мудро и лукаво

Шутить, таинственно молчать

И ногу ножкой называть?..

(Анна Ахматова)

Пушкин жив

От бомбы дрогнули в окне

Стропила мирной комнатушки,

А человек стоял в окне,

А человек взывал: «Ко мне!

Тут книги у меня. Тут Пушкин!»

Ему кричали: «Выходи!»

Но книг оставить не хотел он,

И крепко прижимал к груди

Он томик полуобгорелый.

Когда ж произошел обвал

И рухнул человек при этом,

То и тогда он прижимал

К груди создание поэта.

В больнице долго он, без сил,

Лежал, как мертвый, на подушке.

И первое, что он спросил,

Придя в сознание: «А Пушкин?»

И голос друга, поспешив,

Ему ответил: «Пушкин жив»

(Вера Инбер, 1943)