В.Ф.Одоевский. "Городок в табакерке"

• 

Подробности

Категория: Для чтения и обсуждения

В. Ф. Одоевский. Городок в табакерке

 

    Папенька  поставил на стол табакерку. "Поди-ка сюда, Миша, посмотри-ка", -

сказал  он.  Миша  был  послушный  мальчик; тотчас оставил игрушки и подошел к

папеньке.   Да   уж  и  было  чего  посмотреть!  Какая  прекрасная  табакерка!

пестренькая,  из черепахи. А что на крышке-то! Ворота, башенки, домик, другой,

третий,  четвертый, - и счесть нельзя, и все мал мала меньше, и все золотые; а

деревья-то  также  золотые, а листики на них серебряные; а за деревьями встает

солнышко, и от него розовые лучи расходятся по всему небу.

    - Что это за городок? - спросил Миша.

    - Это городок Динь-Динь, - отвечал папенька и тронул пружинку...

    И  что же? Вдруг, невидимо где, заиграла музыка. Откуда слышна эта музыка,

Миша не мог понять: он ходил и к дверям - не из другой ли комнаты? и к часам -

не в часах ли? и к бюро, и к горке; прислушивался то в том, то в другом месте;

смотрел  и  под  стол...  Наконец  Миша  уверился,  что  музыка точно играла в

табакерке.  Он  подошел  к  ней,  смотрит,  а из-за деревьев солнышко выходит,

крадется  тихонько  по  небу,  а  небо и городок всё светлее и светлее; окошки

горят  ярким огнем, и от башенок будто сияние. Вот солнышко перешло через небо

на другую сторону, всё ниже да ниже, и наконец за пригорком совсем скрылось; и

городок  потемнел, ставни закрылись, и башенки померкли, только ненадолго. Вот

затеплилась  звездочка,  вот  другая,  вот  и  месяц  рогатый  выглянул  из-за

деревьев,  и в городке стало опять светлее, окошки засеребрились, и от башенок

потянулись синеватые лучи.

    - Папенька! папенька! нельзя ли войти в этот городок? Как бы мне хотелось!

    - Мудрено, мой друг: этот городок тебе не по росту.

    - Ничего,  папенька,  я такой маленький; только пустите меня туда; мне так

бы хотелось узнать, что там делается...

    - Право, мой друг, там и без тебя тесно.

    - Да кто же там живет?

    - Кто там живет? Там живут колокольчики.

    С этими словами папенька поднял крышку на табакерке, и что же увидел Миша?

И  колокольчики,  и  молоточки  и валик, и колеса... Миша удивился: "Зачем эти

колокольчики?  зачем  молоточки?  зачем  валик с крючками?" - спрашивал Миша у

папеньки.

    А  папенька  отвечал:  "Не скажу тебе, Миша; сам посмотри попристальнее да

подумай: авось-либо отгадаешь. Только вот этой пружинки не трогай, а иначе все

изломается".

    Папенька вышел, а Миша остался над табакеркой. Вот он сидел-сидел над нею,

смотрел-смотрел, думал-думал, отчего звенят колокольчики?

    Между  тем музыка играет да играет; вот все тише да тише, как будто что-то

цепляется  за каждую нотку, как будто что-то отталкивает один звук от другого.

Вот  Миша  смотрит:  внизу  табакерки  отворяется дверца, и из дверцы выбегает

мальчик  с  золотою  головкою и в стальной юбочке, останавливается на пороге и

манит к себе Мишу.

    "Да отчего же, - подумал Миша, - папенька сказал, что в этом городке и без

меня тесно? Нет, видно, в нем живут добрые люди, видите, зовут меня в гости".

    - Извольте, с величайшею радостью!

    С  этими  словами Миша побежал к дверце и с удивлением заметил, что дверца

ему  пришлась  точь-в-точь  по росту. Как хорошо воспитанный мальчик, он почел

долгом прежде всего обратиться к своему провожатому.

    - Позвольте узнать, - сказал Миша, - с кем я имею честь говорить?

    - Динь-динь-динь,  -отвечал  незнакомец,  -я  мальчик-колокольчик,  житель

этого  городка.  Мы  слышали, что вам очень хочется побывать у нас в гостях, и

потому   решились   просить   вас   сделать   нам   честь  к  нам  пожаловать.

Динь-динь-динь, динь-динь-динь.

    Миша учтиво поклонился; мальчик-колокольчик взял его за руку, и они пошли.

Тут Миша заметил, что над ними был свод, сделанный из пестрой тисненой бумажки

с  золотыми краями. Перед ними был другой свод, только поменьше; потом третий,

еще  меньше;  четвертый,  еще меньше, и так все другие своды - чем дальше, тем

меньше,  так  что  в  последний,  казалось,  едва  могла  пройти  головка  его

провожатого.

    - Я  вам  очень благодарен за ваше приглашение, - сказал ему Миша, - но не

знаю, можно ли будет мне им воспользоваться. Правда, здесь я свободно прохожу,

но  там,  дальше,  посмотрите, какие у вас низенькие своды, - там я, позвольте

сказать  откровенно, там я и ползком не пройду. Я удивляюсь, как и вы под ними

проходите.

    - Динь-динь-динь!  - отвечал мальчик. - Пройдем, не беспокойтесь, ступайте

только за мной.

    Миша  послушался.  В  самом  деле,  с  каждым  их  шагом,  казалось, своды

подымались,  и  наши  мальчики всюду свободно проходили; когда же они дошли до

последнего  свода,  тогда  мальчик-колокольчик попросил Мишу оглянуться назад.

Миша  оглянулся,  и  что  же он увидел? Теперь тот первый свод, под который он

подошел,  входя  в  дверцы,  показался ему маленьким, как будто, пока они шли,

свод опустился. Миша был очень удивлен.

    - Отчего это? - спросил он своего проводника.

    - Динь-динь-динь!  -  отвечал  проводник,  смеясь.  -  Издали  всегда  так

кажется. Видно, вы ни на что вдаль со вниманием не смотрели; вдали все кажется

маленьким, а подойдешь - большое.

    - Да,  это  правда,  -  отвечал  Миша,  - я до сих пор не думал об этом, и

оттого  вот  что  со  мною  случилось:  третьего  дня  я хотел нарисовать, как

маменька  возле  меня играет на фортепьяно, а папенька на другом конце комнаты

читает  книжку.  Только  этого мне никак не удалось сделать: тружусь, тружусь,

рисую  как  можно  вернее,  а  все на бумаге у меня выйдет, что папенька возле

маменьки сидит и кресло его возле фортепьяно стоит, а между тем я очень хорошо

вижу,  что  фортепьяно  стоит возле меня, у окошка, а папенька сидит на другом

конце,  у  камина.  Маменька  мне  говорила,  что  папеньку надобно нарисовать

маленьким,  но я думал, что маменька шутит, потому что папенька гораздо больше

ее  ростом;  но  теперь  вижу,  что она правду говорила: папеньку надобно было

нарисовать  маленьким,  потому  что  он сидел вдалеке. Очень вам благодарен за

объяснение, очень благодарен.

    Мальчик-колокольчик  смеялся изо всех сил: "Динь-динь-динь, как смешно! Не

уметь рисовать папеньку с маменькой! Динь-динь-динь, динь-динь-динь!"

    Мише  показалось досадно, что мальчик-колокольчик над ним так немилосердно

насмехается, и он очень вежливо сказал ему:

    - Позвольте  мне  спросить  у  вас:  зачем вы к каждому слову всё говорите

"динь-динь-динь"?

    - Уж у нас поговорка такая, - отвечал мальчик-колокольчик.

    - Поговорка?  - заметил Миша. - А вот папенька говорит, что очень нехорошо

привыкать к поговоркам.

    Мальчик-колокольчик закусил губы и не сказал больше ни слова.

    Вот  перед  ними еще дверцы; они отворились, и Миша очутился на улице. Что

за  улица!  Что  за  городок! Мостовая вымощена перламутром; небо пестренькое,

черепаховое;  по небу ходит золотое солнышко; поманишь его, оно с неба сойдет,

вкруг  руки  обойдет  и опять поднимается. А домики-то стальные, полированные,

крытые    разноцветными    раковинками,    и    под   каждою   крышкою   сидит

мальчик-колокольчик с золотою головкою, в серебряной юбочке, и много их, много

и все мал мала меньше.

    - Нет,  теперь  уж  меня  не  обманут, - сказал Миша. - Это так только мне

кажется издали, а колокольчики-то все одинакие.

    - Ан  вот  и  неправда,  - отвечал провожатый, - колокольчики не одинакие.

Если  бы  все  были  одинакие,  то  и звенели бы мы все в один голос, один как

другой;  а  ты  слышишь,  какие  мы песни выводим. Это оттого, что, кто из нас

побольше, у того и голос потолще. Неужели ты и этого не знаешь? Вот видишь ли,

Миша,  это  тебе  урок: вперед не смейся над теми, у которых поговорка дурная;

иной  и  с  поговоркою,  а  больше  другого  знает,  и  можно от него кое-чему

научиться.

    Миша,   в   свою   очередь,   закусил   язычок.   Между  тем  их  окружили

мальчики-колокольчики, теребили Мишу за платье, звенели, прыгали, бегали.

    - Весело  вы живете, - сказал им Миша, - век бы с вами остался. Целый день

вы  ничего  не  делаете,  у  вас ни уроков, ни учителей, да еще и музыка целый

день.

    - Динь-динь-динь! - закричали колокольчики. - Уж нашел у нас веселье! Нет,

Миша, плохое нам житье. Правда, уроков у нас нет, да что же в том толку? Мы бы

уроков  не  побоялися. Вся наша беда именно в том, что у нас, бедных, никакого

нет  дела;  нет  у  нас  ни книжек, ни картинок; нет ни папеньки, ни маменьки;

нечем  заняться;  целый  день  играй  да играй, а ведь это, Миша, очень, очень

скучно. Поверишь ли? Хорошо наше черепаховое небо, хорошо и золотое солнышко и

золотые  деревья;  но  мы,  бедные,  мы насмотрелись на них вдоволь, и все это

очень  нам  надоело;  из  городка  мы  - ни пяди, а ты можешь себе вообразить,

каково целый век, ничего не делая, просидеть в табакерке, и даже в табакерке с

музыкою.

    - Да, - отвечал Миша, - вы говорите правду. Это и со мной случается: когда

после  ученья  примешься  за  игрушки, то так весело; а когда в праздник целый

день  все  играешь  да  играешь,  то к вечеру и сделается скучно; и за ту и за

другую  игрушку  примешься  -  всё  не мило. Я долго не понимал; отчего это, а

теперь понимаю.

    - Да, сверх того, на нас есть другая беда, Миша: у нас есть дядьки.

    - Какие же дядьки? - спросил Миша.

    - Дядьки-молоточки, -отвечали колокольчики, - уж какие злые! то и дело что

ходят  по  городу да нас постукивают. Которые побольше, тем еще реже "тук-тук"

бывает, а уж маленьким куда больно достается.

    В  самом  деле,  Миша  увидел,  что  по  улице  ходили какие-то господа на

тоненьких  ножках,  с  предлинными носами и шептали между собою: "тук-тук-тук!

тук-тук-тук!    поднимай!    задевай!   тук-тук-тук!".   И   в   самом   деле,

дядьки-молоточки  беспрестанно  то  по тому, то по другому колокольчику тук да

тук,  индо бедному Мише жалко стало. Он подошел к этим господам, очень вежливо

поклонился им и с добродушием спросил, зачем они без всякого сожаления колотят

бедных мальчиков. А молоточки ему в ответ:

    - Прочь  ступай,  не  мешай!  Там  в палате и в халате надзиратель лежит и

стучать нам велит. Все ворочается, прицепляется. Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!

    - Какой это у вас надзиратель? - спросил Миша у колокольчиков.

    - А  это господин Валик, - зазвенели они, - предобрый человек, день и ночь

с дивана не сходит; на него мы не можем пожаловаться.

    Миша - к надзирателю. Смотрит: он в самом деле лежит на диване, в халате и

с боку на бок переворачивается, только все лицом кверху. А по халату-то у него

шпильки,  крючочки  видимо-невидимо;  только что попадется ему молоток, он его

крючком   сперва   зацепит,   потом  спустит,  а  молоточек-то  и  стукнет  по

колокольчику.

    Только что Миша к нему подошел, как надзиратель закричал:

    - Шуры-муры!  кто  здесь  ходит? кто здесь бродит? Шуры-муры? кто прочь не

идет? кто мне спать не дает? Шуры-муры! шуры-муры!

    - Это я, - храбро отвечал Миша, - я - Миша...

    - А что тебе надобно? - спросил надзиратель.

    - Да  мне  жаль бедных мальчиков-колокольчиков, они все такие умные, такие

добрые,  такие  музыканты,  а  по  вашему  приказанию  дядьки  их беспрестанно

постукивают...

    - А  мне  какое  дело,  шуры-муры! Не я здесь набольший. Пусть себе дядьки

стукают мальчиков! Мне что за дело! Я надзиратель добрый, все на диване лежу и

ни за кем не гляжу. Шуры-муры, шуры-муры...

    - Ну,  многому же я научился в этом городке! - сказал про себя Миша. - Вот

еще  иногда  мне  бывает  досадно,  зачем надзиратель с меня глаз не спускает.

"Экой  злой!  - думаю я. - Ведь он не папенька и не маменька; что ему за дело,

что  я  шалю?  Знал бы, сидел в своей комнате". Нет, теперь вижу, что бывает с

бедными мальчиками, когда за ними никто не смотрит.

    Между  тем  Миша  пошел  далее  -  и остановился. Смотрит, золотой шатер с

жемчужною  бахромою; наверху золотой флюгер вертится, будто ветряная мельница,

а  под  шатром  лежит  царевна  Пружинка  и,  как  змейка,  то  свернется,  то

развернется  и  беспрестанно  надзирателя  под  бок  толкает. Миша этому очень

удивился и сказал ей:

    - Сударыня царевна! Зачем вы надзирателя под бок толкаете?

    - Зиц-зиц-зиц,  -  отвечала  царевна.  -  Глупый  ты  мальчик,  неразумный

мальчик.  На все смотришь, ничего не видишь! Кабы я валик не толкала, валик бы

не  вертелся;  кабы  валик  не  вертелся,  то  он за молоточки бы не цеплялся,

молоточки  бы  не  стучали;  кабы  молоточки  не  стучали,  колокольчики бы не

звенели;  кабы колокольчики не звенели, и музыки бы не было! Зиц-зиц-зиц. Мише

захотелось  узнать,  правду  ли  говорит  царевна.  Он  наклонился и прижал ее

пальчиком - и что же?

    В  одно  мгновение  пружинка  с  силою развилась, валик сильно завертелся,

молоточки  быстро  застучали, колокольчики заиграли дребедень и вдруг пружинка

лопнула.  Все  умолкло,  валик  остановился,  молоточки попадали, колокольчики

свернулись  на  сторону,  солнышко  повисло,  домики  изломались... Тогда Миша

вспомнил,  что  папенька  не  приказывал  ему трогать пружинку, испугался и...

проснулся.

    - Что во сне видел, Миша? - спросил папенька.

    Миша  долго не мог опамятоваться. Смотрит: та же папенькина комната, та же

перед ним табакерка; возле него сидят папенька и маменька и смеются.

    - Где  же мальчик-колокольчик? Где дядька-молоточек? Где царевна Пружинка?

- спрашивал Миша. - Так это был сон?

    - Да, Миша, тебя музыка убаюкала, и ты здесь порядочно вздремнул. Расскажи

же нам по крайней мере что тебе приснилось!

    - Да  видите, папенька, - сказал Миша, протирая глазки, - мне все хотелось

узнать,  отчего  музыка  в  табакерке  играет;  вот я принялся на нее прилежно

смотреть  и  разбирать,  что  в ней движется и отчего движется; думал, думал и

стал уже добираться, как вдруг, смотрю, дверка в табакерку растворилась... Тут

Миша рассказал весь свой сон по порядку.

    - Ну,  теперь  вижу, - сказал папенька, - что ты в самом деле почти понял,

отчего  музыка  в  табакерке играет; но ты это еще лучше поймешь, когда будешь

учиться механике.